|
|
Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина
|
22.12.2017 |
|
|||||||||||||||
|
20.12.2017 |
|
|||||||||||||||
|
19.12.2017 |
Почему так мягко отвергнута советская власть.
|
|||||||||||||||
|
16.12.2017 |
|
|||||||||||||||
|
12.12.2017 |
|
|||||||||||||||
|
06.12.2017 |
Отчего бывает не сразу понятно.
|
|||||||||||||||
|
05.12.2017 |
|
|||||||||||||||
|
04.12.2017 |
|
|||||||||||||||
|
27.11.2017 |
|
|||||||||||||||
|
23.11.2017 |
|
|||||||||||||||
|
19.11.2017 |
|
|||||||||||||||
|
10.11.2017 |
|
|||||||||||||||
|
09.11.2017 |
|
|||||||||||||||
|
08.11.2017 |
|
|||||||||||||||
|
07.11.2017 |
Раз на раз не приходится? Восхитившись “Грехом” Прилепина, я стал читать вещь “Санькя” (2006). – Не идёт. И не потому, что предмет изображения – отвратный: нацболы, а потому что в каждой строчке понятно, что пишет это человек, уже отошедший от нацболов, разочаровавшийся в них, в их пустоте. "Продавщицы отбегали, хватая цветы в охапку. Впопыхах, еще не нарочно, еще по случайности бегущие сшибли одну урну или корзину с розами, тюльпанами и гвоздиками - и сразу понравилось, сразу зацепило. Когда к торговым рядам подлетел Сашка, вся улица была усыпана алым, желтым, розовым, бордовым. Все это хрустело под ногами, и стебли ломались”. И меня просто взбесило, когда я где-то прочёл, что это современный аналог “Матери” Горького. "-- Послушайте, ради Христа! Все вы -- родные... все вы -- сердечные... поглядите без боязни, -- что случилось? Идут в мире дети, кровь наша, идут за правдой... для всех! Для всех вас, для младенцев ваших обрекли себя на крестный путь... ищут дней светлых. Хотят другой жизни в правде, в справедливости... добра хотят для всех! У нее рвалось сердце, в груди было тесно, в горле сухо и горячо. Глубоко внутри ее рождались слова большой, все и всех обнимающей любви и жгли язык ее, двигая его все сильней, все свободнее”. У Горького – моральная поддержка народа, а у Прилепина нацболы – против народа. У обоих – заход в психологию: у матери Горького – в униварсалии христианства, у пацанов Прилепина – в опьянение своеобразной красотой погрома. У обоих – произведения прикладного искусства. У Горького оно предназначено усилить революционность. У Прилепина – осадить революционность. – Ску-у-ука. И я прекратил чтение. А мне жаль не написать что-то о том, что мне попало всё же на глаза. – И я решил пересилить себя и прочесть последнюю главу. Буду хоть, как Вейдле, замечать звукосмыслы… отвращения… "Фары ковыряли ночь, как пьяный скальпель”. “с глазами, как примороженные пельмени”. Похоже, парни идут на смерть. Довольно просто (герои – голос автора). "- А где Позик? - спросил у Вени, потянувшегося следом. - Цветы ушел поливать. Саша кивнул и ничего не сказал. - Пообещал утром вернуться… - Веня заглянул Саше в глаза. - Все забывал тебе сказать: Негатив передавал… Просил, в общем, чтоб мы Позика никуда не втягивали. - Во сколько он придет, говоришь? - Ну, утром. На первых троллейбусах, наверное, подкатит. - Он не успеет. И хорошо”. Будет трагедия, но какая-то особая. Не герой умер – идея его остаётся. А что-то иное. Типа: герой умер, но так – не надо. Всё – по наитию: "- Вень, нам нужно оружие, - сказал Саша. - Мы его сейчас заберем. Слушай меня, слушай Олега, и все будет хорошо. Они обошли здание [базу спецназа; один из троих, Олег, там был свой; на то был расчёт], обнесенное высоким забором, и оказались с тыловой стороны. На них смотрели грузные, поскрипывающие ворота. "Такие в детстве все время хотелось лизнуть языком", - не к месту вспомнил Сашка”. Впечатление, что автор “ведёт” барашков на заклание. Жаль ему их. "…щедро замазанные красным руки” - про кровь. "Гоша [знакомый Олегу спецназовец] хрипел, лицо его было отвратительно красным, и глаза закатились”. Так. Уже троих умяли. Пока не убили. "…кипящее разнокалиберным, очаровательным железом нутро ящиков” - про оружие. Так. Патруль к ним едет. "- Трое с этой стороны выхода, трое с другой, - скомандовал внятно. - Как они заходят, кладем всех на пол. Орите громче. И не стрелять. Саш, Вень, прикладами можете поработать, пожестче”. Хотят без смертей? А зачем же им оружие? Явно писательский расчёт на жалость читателя, когда, у бунтарей, наконец, сорвется. "…и тот, сказав всем лицом "харк!", грохнулся на спину”. Вообще-то забирает. Уже пятого уложили. Так. Я уже сбился со счёта. Всех в собачий вольер и здание спалили. Здорово. Когда же трагедия? Так, теперь нападение на здание главного Управления внутренних дел города. Тут – опять обманом: будто свои. Так. Уже стрельба, но больше в потолок, и никого, кажется, ещё не убили. И всё – без предварительного плана. Всё – по наитию. – Восторг! И главную работу делают эти трое: Веня, Саша и Олег. Так. Ещё машина “врагов” подъезжает к Управлению. Неужели опять никого ещё не убьют? Так. Новые подходят. (Я так долго не выдержу и крикну, как Станиславский: “Не верю!”) "Один за другим вошли сразу шесть человек, и когда входил последний, первый уже стоял, как врытый, приметив лежащего на полу, за столом, милиционера, без шапки, с разбитым лицом, в луже крови, с замотанным ртом…”. А объявлено ж Веней, что идут учения… Так. Теперь объявляют, что это захват и захватчиков, мол, двести и всё заминировано. Та-ак. Этак на мажоре, всё наверно, и кончится. С полным пониманием обречённости затеи. А какая могла быть затея? Парализовать милицию, и обиженное властью большинство… И в нескольких городах сразу. И в Москве… Хм. Какой-то график у них… А. Нет. Просто пересменка скоро. Всех, связанных, отпускают, здание поджигают. "Город белел, вяло проявлялся в кислом, больном утреннем свете. В жидком тумане выбредали навстречу дома, как некрасивые мороки, одетые в больничные пижамы. Саша чувствовал свое лицо, словно отмороженное, - онемели щеки, и нервные окончания ушли от затылка: если поджечь волосы - не заметит”. Авторский голос говорит об обречённости замысла. Так. Положили ещё группу из встреченного милицейского “козелка”. Теперь расстреляны шины пожарных машин, едущих тушить здание УВД. ""Город принадлежит нам, - тихо морщась, подумал Саша, давя на газ. - Это наш город…" Но внутри было ощущение, будто к празднику подарили большой короб, - а внутри короба ломаный картон, старый ботинок, объедки, остановившиеся часы, рамка из-под чего-то, ржавый гвоздь”. Всё известно, в общем, заранее. И только это написал… как они начали грабить магазин. "Взял яблоко по пути к кассе, откусил. Вкуса у яблока не было”. Встреча с ещё одним “козелком”. Граната. Шумовая. Так. К администрации губернаторской. (Сколько это будет продолжаться?) Хм. Они собираются тут оброняться… Саша выгоняет какого-то Безлетова из комнаты помощника губернатора… Хулиганят. На вопрос Безлетова Саше, в чём смысл – ответ: "- Смысл в том, чтобы знать, за что умереть”. Фраза красивая. Но я не думаю, что я б знал, о чём это, если всё читал сначала. "Россию питают души ее сыновей - ими она живет. Не праведниками живет, а проклятыми”. Хм. Вообще-то, понятно. По обкорнанному мною Феофану Затворнику: “Дело не главное в жизни, главное – настроение сердца”. Миг – вот ценность жизни. Ницшеанская. Но “Грех” на год позже написан, и там – ницшеанство на коне… Правда, тут ницшеанец персонаж. Дочитаем, что ли? Ну что. Включили телевизор. Там сказали, что в Москве бунт не прошёл. В нескольких городах получился. – Собственно, то что я и ожидал. Здание окружено солдатами, танк есть. К зданию бежит упоминавшийся Позик (сантимент надо накатить). Позика подстрелили в ногу. Саша в отместку выкинул Безлетова из окна. Саша сел на подоконник. Взял нательный крестик в рот. Всё.
Я ошибся. Гадость начала, сколько там я успел почитать, была скукой этого ужасного, ужасного, ужасного мира. Только Чехов доводил читателя до предвзрыва и оставлял. И вы сами доходили, если озаряло кого, до иномирия (не христианского, конечно). А тут… "Извлек нательный крестик, положил в рот. Сначала он холодил язык, потом стал теплым. А потом - пресным. В голове, странно единые, жили два ощущения: все скоро, вот-вот прекратится, и - ничего не кончится, так и будет дальше, только так”. Тут – образ этого нехристианского иномирия. Прилепин не изменил своему ницшеанству.
В названии статьи мне пришлось точку сменить на вопросительный знак.
Но необходимо объясниться. "На идеалах духовной мужественности, социальной и национальной справедливости будет построено традиционалистическое, иерархическое общество” (Википедия. Из программы национал-большевистской партии). Как и гитлеровская, национал-социалистическая партия, - на словах Гитлер обожал Ницше, - так любая подобная партия на практике оказывается не ницшеанской, а недоницшеанской. Ибо только принципиальный ницшеанец может исповедовать недостижительность своего идеала, иномирия, которое можно только помыслить (ибо это – что-то вроде Вневремённости; см. последние слова романа). Вот потому против нацболов и написан “Санькя”. И потому чутьё меня с самого начала не подвело. Но я ошибся там, вначале, что “Санькя” - произведение прикладного искусства. (А те, напоминаю, призваны усиливать знаемые переживания.) Очарование идеала нехристианского иномирия как-то язык не поворачивается назвать знаемым. Я о нём читал научные работы. Мне он – знаемый. Но не писателям. Хочется думать, что и Прилепину, хоть он и кончил филологический факультет в 1999 году, когда Ницше вполне могли уже и изучать... Особенно незнаемым Ницше может оказаться, если Прилепин специализировался на журналистике. Вполне мог и не проникнуться философией Ницше. Ну а я, кто меня знает, художественность понимаю, как след подсознательного идеала автора. Таким следом может быть и в подсознании родившийся образ Вневременья…- И. Мне “Санькя” представляется в итоге вещью художественной. 27 октября 2017 г.
|
|||||||||||||||
|
03.11.2017 |
|
|||||||||||||||
|
02.11.2017 |
|
|||||||||||||||
|
31.10.2017 |
|
|||||||||||||||
|
30.10.2017 |
|
|||||||||||||||
|
28.10.2017 |
|
| << 71|72|73|74|75|76|77|78|79|80 >> |
 |
Редколлегия | О журнале | Авторам | Архив | Статистика | Дискуссия
Содержание
Современная русская мысль
Портал "Русский переплет"
Новости русской культуры
Галерея "Новые Передвижники"
Пишите
|
© 1999 "Русский переплет"
