Шишков Александр Семёнович [9(20).3.1754 - 9(21).4.1841, Петербург], русский государственный деятель, писатель. Окончил Морской кадетский корпус (1771). Впоследствии адмирал, статс-секретарь Александра I, член Государственного совета, министр народного просвещения (1824-28), член Российской академии (1796; в 1813-41 её президент), почётный член Петербургской АН (1800). Был членом суда над декабристами; один из инициаторов цензурного устава 1826. Возглавлял "Беседу любителей русского слова". Боролся с сентиментализмом, выступив против Н. М. Карамзина и его последователей в книге "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка" (1803). Ш. полагал, что литература должна ориентироваться на старославянский язык и фольклор, подчёркивал значение церковных книг, "Слова о полку Игореве", написал оригинальную работу о поэтике русского фольклора ("Разговоры о словесности", 1811). Писал пьесы, оды, переложения псалмов, стихи на разные случаи. По политическим взглядам Ш. - консерватор, боролся с идеями отмены крепостного права, был яростным противником влияния идей французской революции и просветительства в России. Вместе с тем литературная деятельность Ш. сыграла известную роль в создании высокого гражданственного стиля декабристской поэзии (Ф. Н. Глинка, В. К. Кюхельбекер и др.). Лингвистические идеи Ш. оказали некоторое влияние на творчество А. С. Грибоедова и И. А. Крылова.
Соч.: Собр. соч. и переводов, т. 1-17, СПБ, 1818-39; [Стихотворения], в кн.: Поэты 1790-1810-х гг., Л., 1971.
Лит.: Аксаков С. Т., Воспоминание об А. С. Шишкове, Собр. соч., т. 2, М., 1966; Тынянов Ю. Н., Архаисты и Пушкин, в его кн.: Пушкин и его современники, М., 1968; Альтшуллер М. Г., "Слово о полку Игореве" в кругу "Беседы любителей русского слова", "Тр. ОДРЛ", 1971, т. 26.
М. Г. Альтшуллер.
Письмо министра А. С. Шишкова Императору Александру I
Всемилостивейший Государь!
В прошедшую бытность мою с докладами на представление мое о необходимой надобности закрыть Библейские общества возразил Ты мне, Государь, что правительству надлежит быть твердым в своих постановлениях и не показывать слабости всегдашнею их переменою.
Позволь мне, всегда внимавший словам моим с благосклонностью Государь, на сие изречение Твое сделать мои замечания. Не дерзость спорить с Тобою, не самонадеянность на мой ничтожный ум управляют моим пером, но искренняя, не по одному долгу верноподданного, но по личному к Тебе уважению, совершенная преданность. Мог ли бы я свободно изливать пред Тобою мои чувства, если бы не надеялся, что Ты, хотя бы и нашел их несходными с Твоими, отвергнешь их, но не отвергнешь в них усердие к Тебе. Сия моя надежда на Тебя, Государь, есть верная Тебе порука за мое чистосердечие. Итак, позволь мне продолжать. Твердость правительства, конечно, есть доброе и похвальное дело, но в каком случае? Когда нет никаких причин к перемене постановления или когда оные малы, но если Ты постановил что-нибудь Твоим повелением и после открылось, что постановление сие приносит не пользу, а вред, тогда твердость Твоя будет непохвальна, ибо Царь, какой бы он ни был прозорливый, есть человек; он может и обмануть, быть и сам обманутым. Угождающий Тебе станет заглаживать Твою ошибку, уменьшать худость порожденных от нее плодов или еще украшать их и скажет, что отмена Твоего повеления подвергнет имя Твое некоторой предосудительности. Но прямо любящий Тебя и славу Твою скажет: Государь, терпеть вредные последствия сделанной ошибки, опасаясь объявлением оной, открыть свое непредусмотрение есть по многим причинам неправильное о славе своей попечение: 1) сим поступком покажешь Ты, что уподобляешь себя Богу, не могущему погрешить, между тем как всякой знает, что ни в ком из смертных нет совершенства; 2) давать насажденному злу, к общему всех вреду, укореняться и расти для того только, чтоб не изобличить себя в ошибке, если самолюбию своему жертвовать народным благом; 3) все и без объявления Твоего знают сию ошибку, а потому упорное пребывание Твое в оной не закроет ее от глаз людских, но только покажет, что Ты любишь себя больше, нежели общее благо. Отселе неправым путем идущие люди, видя Тебя не препятствующего их намерениям, сделаются дерзновеннее, а истинно преданные Тебе и Отечеству охладеют в усердии своем и с печалью от Тебя уклонятся. <...>
Обратимся теперь к Библейским обществам. Сначала могли они показаться в благовидном образе и тем скорее, Государь, уловить сердце твое, что оно человеколюбиво, благонамеренно и богобоязливо; но теперь, когда, по долговременном опыте, открываются верные свидетельства, обнаруживающие умышленность зловредного их плана, то не рассматривать их цели и не взвешивать того существенного зла, какое от них произошло, было бы для них торжество, а для нас вред и поношение. Ты требуешь, Государь, доказательств, требование Твое справедливо, но из оного видно, что Тебе не все подробности сего лютейшего заговора известны, чему непременно и быть надлежало; ибо Ты не мог узнать о всех хитрых замыслах, тщательно от Тебя скрываемых и доводимых до Твоего сведения тогда только, когда можно было им дать вид благонамеренный. Во всех углах России общество сие торжественно распространилось, все бумаги и ведомости наполнены были похвалами и превозношением пользы оного, многие из самого духовенства нашего сделались в нем членами. Кто ж мог пойти против него, не подвергаясь за бесплодную ревность свою претерпеть гонения? Каким же образом истина могла до Тебя достигнуть и мог ли глас быть услышан? Но ныне, когда намерения и деяния сего общества стали обнаруживаться; когда, Государь, позволил Ты преданным Церкви и Тебе людям говорить правду; когда открылось не по вероятным каким заключениям, но по достоверным свидетельствам, по книгам напечатанным, обнародованным и возвещающим, что Библейское общество согласно с ними, согласно с иностранными, от него вызванными, проповедниками, действует в их духе, в их правилах, состоящих в том, чтоб почитать Церковь нашу заблудшею, первосвященников наших неверующими, всех царей и вельмож угнетателями народов; когда все сие прочитать в их книгах и видеть не токмо связи всех действий, но даже из самых ясно сказанных слов, то какое остается в том сомнение? Какие еще нужны доказательства? Одно простое воззрение на нас показывает уже в самом неблаговидном образе:
1) Отколе сии общества водворились к нам? От английских методистов! Могут ли сии люди, не токмо иноверцы с нами, но и никакой веры не имеющие, учить нас христианству? Разве мы какие-нибудь дикие народы, без их учений обойтись не могущие? 2) Не странны ли, даже смею сказать, не смешны ли в Библейских обществах наши митрополиты и архиереи, заседающие, в противность апостольских постановлений, вместе с лютеранами, католиками, кальвинами, квакерами - словом, со всеми иноверцами? Они - с седою головою, в своих рясах и клобуках - сидят с мирянами всех наций, и им человек во фраке проповедует слово Божие! (Божие по его названию, но в самом деле не такое.) Где ж приличие, где важность священнослужения? Где Церковь? 3) Они собираются в домах, где часто на стенах висят картины языческих богов или сладострастные изображения любовников, и сии собрания свои, без всякого богослужения, без чтения молитв и Евангелия, сидя как бы в театре без малейшего благоговения, равняют с церковною службою, и дом беспрестольный, неосвященный, где в прочие дни пируют и пляшут, называют храмом Божиим! Не похоже ли это на Содом и Гоморр?
При столь непристойных наружностях взглянем на деяния Библейских обществ, посмотрим, в чем они состоят.
1. В намерении составить из всего рода человеческого одну какую-то общую республику и одну религию - мнение мечтательное, безрассудное, породившееся в головах или обманщиков, или суемудрых людей. Оно сперва скрывалось под именами тайных обществ, масонских лож, новой философии, а потом, обнаруженное, укрылось под другие благовиднейшие имена либеральности, филантропии, мистики и тому подобные; заразило многих, порабощает царство наше чужеземцам и угрожает теми же бедствиями, какие некогда в их землях свирепствовали.
2. В напечатании столько Библий, чтоб каждый в государстве человек мог ее иметь (так сказано в отчетах). Что ж из этого последует? Употребится страшный капитал на то, чтоб Евангелие, выносимое с такою торжественностью, потеряло важность свою, было измарано, изодрано, валялось под лавками, служило обверткою каких-нибудь домашних вещей и не действовало более ни над умами, ни над сердцами человеческими.
3. В переводе Библий на все языки, на турецкий, татарский и проч. На что это? Кто поручится за верность сих переводов и кто будет их читать?
4. В размножении обществ, состоящих из членов, которые, следовательно, отделяются от прочих христиан, ибо какая нужда христианину, который по самому званию сему есть член Церкви, быть членом Библейского общества? Не знак ли это, что он отпадает от той Церкви, на которой основана вера, и предается другой, признавая ее за лучшую? Сверх сего, к чему иному поведут сии размноженные общества, как не к тому, чтоб собирающаяся где и как хочет толпа простых и безграмотных людей толковала Библию по внушениям какого-нибудь еретика или плута, подкупленного и посланного к ним нарочно - чтоб, объясняя Священное Писание криво и превратно, посеять в легковерные сердца их разврат и неистовства, удобные сделать их хуже и свирепее всякого дикаря и язычника? Если обратить внимание на действия Библейских обществ и на всех агентов их, то сии произведенные ими пагубные плоды, сия уготовляемая ими вокруг нас зараза окажутся, может быть, страшнее и опаснее всяких неприятельских нашествий.
Наконец, не исчисляя всех их козней, которых исчислить нельзя, довольно из хода дел и отчетов сих обществ усматривается, о чем прилагаемо было подлинное попечение - о пользе ли и утверждении православной нашей веры или о противном тому? Из одних обнародованных актов, не говоря уже о тайных сношениях, можно видеть, какого духа иностранцы вызываемы были сюда, какое имели покровительство и ободрение проповедовать по домам, какое было их учение и какие оттого породились секты и расколы. Если Библейские общества стараются только о распространении благочестия, как они говорят, то для чего не соединенно с Церковью нашею, но особо от ней действуют и не согласно с нею? Если намерение их состоит в преподавании христианских учений, то разве Церковь наша не преподает нам оных? Разве мы до Библейских обществ не были христиане? И как же они учат нас тому? Призывают учителей-иноверцев и распускают книги, противные христианству! Вместе с Библиями рассылают воззвания ко всеобщему бунту! Мне кажется, от них-то Христос в Евангелии предостерегает нас сими словами: блюдитеся, да никтоже вас прельстит. Мнози бо приидут во имя Мое, глаголюще: Аз есмь Христос, и многи прельстят. Чем больше соображаю я все, доселе происходящее, с сими евангельскими словами, тем больше нахожу их как бы прямо на наши времена указующими. Когда, как не ныне, со введения к нам Библейских обществ, слыхали мы столько толков о вере, и каких же? Точно таких, о которых Спаситель в том же Евангелии говорит: аще кто речет вам: се зде Христос, не имите веры: узрите мерзость запустения, стоящу на месте святе. Подлинно так мы видим это. Когда, как не ныне, мечтательными умствованиями, разрывающими союз христианского братства и любви, устремляются на потрясение единодушия и спокойствия народов? Когда, как не ныне, стараясь истребить веру во Христа, твердят о Нем, нарушая заповедь: да неприемлеши имени Господа Бога твоего всуе? Когда, как не ныне, восстают друг на друга и вместо кротости и смирения, предписуемого нам верою, внушают в сердца наши лютость и свирепство против тех, кои, не приемля новых учений, остаются при веровании своих отцов? Когда, как не ныне, оказывается столько прельщенных, даже добрых и невинных, но которых слух и сердце обворожены хитрыми действиями и словами? Когда, как не ныне, даются всему превратные имена? Ложь называют правдою, буйство - свободою, своеволие - естественным правом, законы - пустословием, твердость в вере - пребыванием в заблуждении, преданность Государю и Отечеству - загрубелою стариною, странные и чуждые всякой добродетели поступки и деяния - святостью... и что еще? Даже самые гнуснейшие страсти и преступления свои выдают за Божеские внушения! <...>
Я прилагаю при сем извлеченное из печатных актов описание ежегодного хода Библейских обществ, из которого можно видеть как связь их с английскими методистами, так и то ж самое намерение о распространении книг, содержащих в себе умствования, совершенно противные всякой христианской вере и всякому правительству. Старание издавать таковые книги вместе с Библиями показывает очевидное желание превратными толкованиями уронить Священное Писание и дать свободу страстям и своевольству. Дерзость предприятия сего год от году постепенно возрастала. Плоды и успехи ее видны в словах и писаниях недавно привезенного сюда с Дону есаула1 .
Кто знает, до какой степени распространена сия зараза? Между тем что может быть опаснее отпадших от истинной веры пустосвятов и фанатиков, которых первое старание грабить, разрушать законы, истреблять власти и все то, что имеет некоторую нравственность и не хочет разделять с ним их зверства? По всем сим обстоятельствам почитаю я весьма нужным неукоснительно закрыть Библейские общества и обратить строгое наблюдение, чтоб порожденное и питаемое ими зло всячески останавливать и искоренять. Если нужно закрытию их придать некоторую благовидность, не обнаруживая открывшейся злонамеренной цели их, то можно сие сделать разными образами, например: предоставить Синоду донесть о ненадобности более оных или и без сего донесения дать указ, что как уже напечатано достаточное количество Библий, то, почитая дальнейшее попечение о том более ненужным, все Библейские общества закрыть и все в оных дела препроводить для хранения в Святейший Синод, которому впредь по мере надобности издавать Библию на прежнем основании, какое было до введения Библейских обществ. Таким или подобным образом можно прекратить оные и отнять у иностранцев надежду возобладать над нами не силою оружия, чего они не могут, но лукавствами и хитростию, когда посеют между нами секты и раздоры.
Государь! Я дал Тебе слово быть откровенным, и Ты священным словом Твоим в том же меня уверил. Я держу свое слово и надеюсь, что и Ты свое сдержишь в том, что если я чистосердечными размышлениями моими наведу Тебе хотя малейшую неприятность или скуку, то Ты без гнева повелишь мне замолчать. Тройственный союз сделан был в намерении воспрепятствовать духу восстания против христианства и власти, но между тем оный под иными видами (в том числе и Библейскими обществами) не престает оказываться и расти. Карбонарство, явно себя обнаружившее, унято. Но где и кем? В малой земле великими державами. А если в Великой земле, наводящей огромностью и силой своей другим землям страх и зависть, скрытные действия того ж самого духа продолжаться будут и, чего Боже сохрани, созреют и вспыхнут, то кто придет в земле сей устроить порядок? Те ли, которым нужно, чтоб она сама собой, внутренним своим несогласием ослабила свои силы и чрез то подверглась их над нею господству? Всемилостивейший Государь! Ты один можешь укротить сей дух буйства, порывающийся из чужих земель вторгнуться в Россию, никогда о нем не знавшую. Покажи себя защитником православной веры своей и покровителем других христианских вер, не попуская разделяться им на секты и ереси. Будь прямо Русский Царь, надеющийся на своих верноподданных. Возвысь дворян, ограду Твоего Престола. Будь отец народу, но не давай возмущать себя преждевременными внушениями о вольности, вовлекающими его в своевольство. Да посеятся между сими двумя состояниями тишина и мир, а не вражда и злоба. Тогда Ты один посреди своего народа сильнее будешь всех царей. Одно слово Твое, один взор рассеет в царстве Твоем всех вольнодумцев, учеников чужих земель. Они почувствуют заблуждение свое и обратятся на правый путь. Престол Твой оградится вернейшими Тебе сердцами, и чужеземные козни не посмеют и приблизиться к пределам Твоего царства. Ты защитил народ Свой от вооружившейся на него Европы, Ты спасешь его от сильнейшего врага - адского духа, устремляющегося искоренить в нем веру и все добродетели. Твой народ возлюбил Тебя, чуждые страны прославят, потомство будет Тебе благодарно, и Бог, по долговременной жизни Твоей, примет Тебя в Свои объятия. Государь! всякий, кто скажет Тебе несходное с сим, скажет ложь, не предан Тебе, не любит Тебя.
Примечание
1. Есаул сей схвачен с написанной им возмутительной против веры и правительства книгой, основанной на правилах изданной в свет переведенной с иностранного языка книги под названием: <Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению духа Христова>. Он призван был к графу Аракчееву в присутствии митрополита и архимандрита Фотия, где вместо признания себя виновным укорял их дерзкими словами в незнании настоящей веры, презирал всякие угрозы и, напротив, угрожая сам, говорил, что он рад погибнуть, ибо знает, что погибелью своей умножит ревность и число своих последователей. Видя его свирепым и непреклонным, граф Аракчеев и митрополит полагали запереть его навсегда в крепость, но архимандрит Фотий просил, чтоб предоставить ему еще раз сделать над ним опыт своих увещаний. По некоторых противоречиях согласились на его представление. Он заперся один с ним в келью. Первый разговор их был такой, что есаул, приведенный к нему прямо из тюрьмы, в грязной, вшивой рубашке, начал на кроткие его вопросы ответствовать гневом и бранью. Фотий, напротив, снимал с него вши и при всяком бранном от него слове обнимал его и, целуя, говорил: <Вот ты сердишься, а я нет; ты на меня досадуешь, а мне тебя только жаль; из одного этого уже видно, что моя сторона правее твоей. Я не прошу тебя, чтоб ты мне верил, но для чего нам с кротостию не выслушивать друг друга?> Есаул несколько укротился, но первое их свидание ничего над ним не подействовало. Узнав о сем, я просил сказать отцу Фотию, чтоб он, оставаясь наедине с таким отчаянным суевером, остерегался, дабы он не принес с собою оружия и не убил его. Слова мои были ему пересказаны. Что ж он на другой день сделал? Велел накрыть стол, посадил с собою ужинать есаула и говорит ему: <Опасаются, что ты можешь меня зарезать; ножик лежит пред тобою, но я этого не боюсь. Без воли Божией ты сего не сделаешь, а Бог не попустит тебя поднять руку на того, кто тебе добра желает. Скажи, приходит ли тебе на мысль убить меня?> Есаул, мужичинище дородный, взглянул с удивлением на худощавого собеседника своего и твердым голосом отвечал ему: <Нет, не убью>. <Ну так станем же продолжать наши разговоры>, - сказал Фотий. Таким образом, искореняя в нем ложные понятия о вере, почерпнутые им из чтения мистических книг, и открывая ему перетолкованный в них настоящий смысл Священных Писаний, напоследок довел он его до совершенного раскаяния, так что он потребовал свою книгу и своеручной подписью предал ее проклятию. В таком же духе, отрицаясь от всех ересей, написал он письмо к митрополиту, прося у него прощения и поручая себя его молитвам. Достойны примечания следующие слова сего есаула - он говорил Фотию: <Я муж и отец; предавшись пагубным внушениям и чтению злочестивых книг, я заразился ими, бросил жену и детей, не думал больше ни об них, ни о себе. Теперь ты возбудил во мне снова жалость к ним. Я отступил от веры, от добродетели и достоин всякого наказания, но они, бедные, невинны и за меня страдают. Жаль мне их, жаль!> Окончание с сим есаулом последовало такое, что велено было его освободить, дать ему тысячу рублей и отпустить на родину. Впоследствии времени оказалось, что есаул сей, возвратясь на родину свою, сочинил еще злейшую прежней книгу, в которой насмешливым и ругательным образом описывал простоту тех, кои поверили притворному обращению его в православную веру и отречению от своей, почерпнутой им из разных так называемых духовно-нравственных книг, а особливо из книги <Воззвание>. Он продолжал распространять свою ересь и вторично был взят и привезен в Петербург, имея сопутницей своей молодую, пригожую, как сказывают, девку, которую выдавал он за дочь свою, вероятно, надеясь чрез нее привлечь к себе больше сообщников. Отослали его опять в тот же монастырь, но Фотий не взялся уже обращать его, а поручено сие было одному из тамошних монахов, который вместо обращения его сам от него заразился той же ересью и объявил о том письменно.
Публикация Александра Стрижева.
По материалам: http://encycl.yandex.ru
www.moskvam.ru
Подготовил
Олег Любимов
