TopList Яндекс цитирования
Русский переплет
Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум
-->
Первая десятка "Русского переплета"
Темы дня:

Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?

| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?
Rambler's Top100
Проголосуйте
за это произведение

[AUTO] [KOI-8R] [WINDOWS] [DOS] [ISO-8859]


Русский переплет

Андрей Журкин

Маленькие истории


Пришли как-то раз к одному человеку и спросили:
- Зачем ты живешь?
Человек простодушно ответил:
- Я не знаю.
Возмутились:
- А кто тогда знает?
- Дед мой знал, и отец знал. Но их никогда об этом не спрашивали, они и за были.



Наступил шершавый миг разочарования. Петр вертел в руках опорожненную бутылку: в бутылке лениво
переваливалась с боку на бок жирная, раздувшаяся от выпитого кагора, довольная серая мышь.
- Опередила...

Лукианов сочинил стихи и послал их в модную молодежную газету. Газета напечатала Лукиановы
стихи и прислала автору премиальные сто экземпляров. Полгода потом Лукианов, посещая сортир,
думал о коловращении времен и бумеранге судьбы...

Диана сладко потянулась:
- Слушай, Серж, а почему ты вчера то и дело называл меня Ниночкой?
Николай хмыкнул, еще глубже зарылся в подушку и ничего не ответил.

Иван-царевич наклонился к норе и вкрадчивым голосом, без напряга, тихо позвал:
- Вася, выходи!
Нора молчала.
Царевич вынул из ножен длинный меч и осторожно пошурудил им во внутренностях норы: один за
другим выкатились ему под ноги три продолговатых змеиных черепа...
- Эх, Вася! - сокрушенно вздохнул Иван.



В сельмаг завезли жареных муравьев.
Тракторист Мишка Чапрыкин заскочил в обеденный перерыв и купил целый мешок. Две недели потом
гуляла братва в Мишкиной избе: самогон, гармонь, песни
Соседи качали головой и удивлялись:
- Вот это муравьи!



На переходе в метро стоит, прислонившись к кафелю, невысокий небритый мужчина. На груди
табличка: "Продам душу. Недорого".
Напротив него за раскладным столиком вальяжно развалился рогатый черт в потертой коже и мятых
галифе. За его плечами цветной плакатик: "Покупаем дущи. Оформление на месте".
Небритый мужчина сложил ладони рупором и кричит поверх голов:
- Эй, друг! Возьми мою! Задешево отдам...
Рогатый отрицательно качает головой:
- Не могу, она у тебя продажная.



Привязалась собака к хозяину: отпусти, дескать, в лес - живого волка поглядеть.
Ахнул в сердцах: беги, мол.
Сбегала, посмотрела.
- Ну как? - спрашивает хозяин.
- Грустно. Дикий он какой-то...



Машина не заводилась. Семён устало откинулся и потянулся за сигаретой.. В голове глупо
сочетались знакомые слова: машина не заводится, деньги не заводятся, дети не заводятся, душа не
заводится. Кругом одни заводы, а нормального завода не достать...

- Как Ваше драгоценное здоровьеце нынче? - подъюлил замминистра к министру.
- Плохо, брат. Вот сижу, о народе думаю...

Жил как-то в славном французском городе Лионе один славный парень по имени Луи. И была у него
славная немецкая овчарка по кличке Бисмарк. Пошли они как-то раз на охоту, и Луи метким
выстрелом подстрелил славного уткозада. Бисмарк первым поспел к трофею и до подхода хозяина
успел славно позавтракать: от славного уткозада остался, извините, лишь его славный зад. Увидел
такое дело славный Луи, бросил в сердцах дорогое фамильное ружье в чуткий камыш, крикнул на
славного пса: "Жри, жри всё, бурш проклятый!", закрыл ладонями лицо и побежал прочь...

У токаря Ивана Вертепова вдруг зачесался правый глаз. Обрадовался мужик, думал, к выпивке; а
оказалось, от грязи.

Избушка стояла на самом солнцепеке. К вечеру её буквально подкашивало от жары, от прилипчивых
насекомых, от бесцельного стояния на одном месте. И поэтому, как только наступала ночь, избушка
быстро бежала к знакомому речному омуту. Там она удобно прилаживалась на мостках, с которых бабы
поласкают белье, и с большим удовольствием опускала зудящие ноги в прохладную черную воду.
Квакали расквартированные поблизости лягушки, далеко в лесу ухал старина филин, на водной глади
весело перемигивались яркие звезды, пахло нежным куриным бульоном...
- Уф-ф, хорошо, - тихо шептала избушка и осторожно шевелила пальцами ног.

Тащила на веревочке блоха муху в райвоенкомат и приговаривала:
- Давай, давай, волосатая! Там из тебя живо какой-нибудь истребитель сделают. И я заодно с
тобой полетаю...

Шли как-то по вечерней аллее двое влюбленных, смущенно руки соединивши. И вдруг, аккурат промеж
них, крылатой тенью промелькнула летучая мышь.
- Ай! -Воскликнула Она. - Что-и-то надысь мимо нас прохлопало...
- Да никого тут нет, - пробурчал Он и еще плотнее прижал уши к черепу.

Заяц и Волк сообща вырыли большую западню. Уставшие, они валялись на траве, курили и гадали:
сколько слонов зараз сможет вместиться в такую ямищу. Волк говорил, что максимум три с
половиной, а Заяц утверждал, что все пять войдут с хвостиком. Косой, конечно, преувеличивал, да
и тайный расчет имел: чем больше слонов в яме окажется, тем дольше Волк с ним в
друзьях-сотоварищах состоять будет.

Маленькая девочка рвала ромашки на лугу. Протянута руку и тут же: "Ай!" - отдернула: на зеленом стебле слегка покачивалась огромная саранча.
- Саранча, ты чья? - спросила девочка.
Саранча повела туда-сюда своими телескопами, ничего не сказала, а просто взяла да и улетела.
- Ничья, - вздохнула девочка.

На одной очень далекой планете жили разумные слизнячки. Выглядели они примерно так: телом и мужским, и женским были, немо-зеленые, из макушки росли и свешивались над забавными носиками изящные колокольчики. У мужчин колокольчики были синего цвета, а у женщин - красные, оранжевые или розовые. В окраске колокольчиков, как раз и заключалось главное внешнее различие между полами; в остальном же они были равно одинаковы и элегантны. Влажная блестящая кожица надежно защищала от внешних невзгод; полное благодушие, отражённое в мягкой улыбчивости, сохраняло от внутренних противоречий. Не было у них государств, но была просто цивилизация. Процветали искусство и философия. И, разумеется, любовь. Ну вот, вроде и всё о разумных слизнячках...
Хорошо жили... Нам бы так...

Чудна Москва предрассветная. Исходит редкими звуками еще одна бестолковая ночь жизни в ней. Тишь на донышке. Вон тень промелькнула на пустом перекрестке: то из вчерашнего дня человек домой возвращается. Свернула тень за угол, с другой тенью лоб в лоб столкнулась. Замерли они на мгновение, друг у друга закурить попросили и расстались на веки вечные. Слышен нарастающий шум мотора: то бродяга-таксист к ближайшему вокзалу спешит. Есть, есть у него еще время для шальных денег, большого риска и лихой езды. Пролетел - и нет никого. Нет, постойте, что-то низкое и шустрое дорогу пересекает. Трешь кулаками глаза воспаленные, до самой сути докопаться хочешь: то ли крыса, то ли котёнок, шут его знает... Да и Бог с ним! Раз бежит, значит цель есть, стремление... Но что это? Лёгкий ветерок невесть откуда по листве пробежал, качнул дорожный знак над мостовой, к небритым щекам прохладной кисточкой прикоснутся. Где-то первый трамвай, раскачиваясь отпотевшими за ночь боками, лениво прогремел по мосту. А там, над крышами, из-под пыльного желтого одеяла уже пробивается бледная синева московского неба. Наступает утро, и вновь зарождается жизнь...

Она полюбила и словно очутилась в сказке. Счастье сопутствовало ей, и она вышла за него замуж. Один за другим у неё родилось трое детей: два мальчика и девочка. Муж стал сильно выпивать, но пил по-тихому незлобно. И сказка продолжалась. Потом он закономерно умер от цирроза печени, дети выросли и разъехались, и их осталось всего двое: она и её сказка.

Три поросёнка получили тринадцатую зарплату и сообразили на троих. Раз сообразили, два сообразили, три сообразили... В глазах затроилось, запоросячи.лось. Тут пробило три: встрепенулось наше трио, захрюкало; в спешном порядке наняли чудо-тройку и за трешку, с гиком долетели до трактира "Разрушенная Троя". Там их отвага утроилась: во всё горло орали "Вот мчится тройка почтовая", хамили всем подряд, гадили, тряслись от поросячьего визга. Наконец не выдержала честная публика и донесла. Тотчас явились синие треуголки и упекли буйную троицу в третье отделение. Через три дня три поросенка вышли, пританцовывая, из стен тюрьмы, радостно поздоровались с солнышком; каждый достал из заначки по рваному рублю, и тут же - правильно! - сообразили на троих...

Да, сидели на сваях, болтали босыми ногами в теплой воде, следили ленивым взглядом за замершими поплавками, то и дело закуривали по новой и вели праздные разговоры...
- Вот ты говоришь, выбрали царя на свою голову. А я так думаю, что если человека выбирают люди, те же человеки, то ничего "царского" в этом человеке нет и не будет. Диктатор, деспот, царек или просто народный любимец - выбирай по вкусу...

Нет, мне наш футбол не по нутру. Сухость во рту от него, а уж комментаторы...

Иванов сидит за дубовым столом и руководит. Сидоров секретарствует в соседнем кабинете и строит Иванову козни. Петров мается в приёмной и мечтает о публичных казнях. Кузнецов перековывает орало на топор. Раскольников тупой иглой пришивают петлю на подкладку. Стрельцов стреляет у запоздалых прохожих завалявшиеся рубли в свеже-возродившийся фонд "Возрождение". Солнце, юное и беспечное, каждый день убегает на Запад. И вроде пора мыть стекла, но за окнами все равно грязь.
И тоскливая тяжесть на сердце, потому что опять не достроен авианосец "Варяг"... Слава Богу впереди лето, грибы, ягоды, караси, венчание Пугачевой, день независимости и теплые, звездные ночи. И кто знает, если - вдруг - в этот раз Макарову позволят дорастить телят, а Кудыкину помогут справиться с не до конца сгнившей, горой помидоров, кто знает, может быть, в этом случае призрак недостроенного "Варяга" отступит в тень своего великого предка.

Всё я понимаю.
...Время волчье, не до молодых, самим бы прокормиться. И всё-таки жаль. Где та сладострастная опека, пусть порой и грозная "Куда лезешь, сопляк?!", но чаще, согласитесь, по-отечески снисходительная и иной раз даже хлебосольная... Где, то вороно крыло, под которым было уютно, и безопасно и взъерошенному воробью? А какой бальзам стекал с этого, закаленного в боях, клина! "Молодой, подающий большие надежды", "крепкая поросль семидесятых", "творческий сыск вполне присущ юному дарованию", "тема Родины, любви к Родине и наоборот, широко раскрыта по данному произведению". А наставничество? А бесплатные дельные советы по проходимости того или другого опуса? А телефонные звонки, протекции, соавторство? И, наконец, совместно выпитая бутылка водки по поводу? Или без повода? Нет, что ни говорите, на что ни ссылайтесь - в душе моей навсегда глубокая тризна по минувшему. Я помню и чту вас, мои вероятностные благодетели и рачители, всё вокруг себя оплодотворяющие. Пусть другие мерзкими шавками перебегают из лагеря в лагерь

Аминь!

В чистом-чистом поле, где не растут ни рожь, ни пшеница, ни даже шампиньоны, стоял высокий столб с указателями. Ну, какие надписи были на том столбе, это всем известно: пойдешь налево, пойдешь направо, потеряешь это, потеряешь то. Короче, самые обыкновенные предупреждения и пожелания А смотрителем или смотрительницей при столбе была улитка. Она жила на лопухе, который рос у самого подножия, целыми днями, с утра до позднего вечера, ползала по сочным листьям, потихоньку употребляла их и зорко следила, не проскачет кто-либо мимо без остановки. О, наша улитка была большой умницей! Она прекрасно знала, что если человек вдруг не заметит столба, не прочтет надписи на указателях, то ничего с ним не случится: ни беды, ни потери...

Встретил как-то раз один автомобилист в дремучем лесу другого автомобилиста.
- Baй, Гарик! А где же твои новенький "Фольксваген"?
Гарик вздрогнул, выронил из рук лукошко с опятами и, не в силах сдержать слезы, побежал вглубь леса.

3-го декабря Сашка пришел домой пьяный и счастливый.
Одной рукой он прижимал к... груди неказистую зеленую пластмассовую елочку, в другой руке умудрялся сочетать большую плоскую коробку конфет с неудобно-толстой бутылкой шампанского. Жена молча открыла дверь и молча же пропустила веселого мужа в прихожую.
- Вот, Кать, на работе к празднику выдали. Была еще бутылка водки, но мы её с мужиками того...
- А деньги? - жена обречено опустилась на калошницу.
- Деньги? А деньги, сказали, скоро не ждите - кризисссс... Ну что ты, Кать? Не плачь, еще целый
год впереди...

Параллелограмм затосковал по гармонии.
Вообще-то он и так был парень ничего: две пары углов, площадь какая никакая, опять же параллельность и замкнутость... Но он хотел большего; в мечтах своих он видел себя то изящным эллипсом, то безупречной окружностью, а то и - страшно подумать - пустотелым цилиндром. А тут ещё его приятель по учебнику, старый немудрый равнобедренный треугольник, как-то сказал ему, что уж если очень захочешь во что-нибудь превратиться, то обязательно получится... И параллелограмм стал очень-очень хотеть... Он изменял величину углов, приобретал новые, призывал на помощь симметрию, выгибал дугой боковые стенки... Он истратил все силы, но ничего не добился; и себя искалечил, и гармонии не обрел.
- Как его жизнь покорёжила! - грустно качал боками старый и мудрый равнобедренный треугольник.

- Забыл! Забыл! - чертенята радостно прыгали вокруг застывшего Виктора Ивановича.
Виктор Иванович изумленно переводил взгляд с буквы "М" на букву "Ж" и на самом деле не мог вспомнить, под какую букву ему нужно...

Стоят мужички у магазина. Стоят непросветленные и понурые, а на часах еще только полдевятого, в ладонях мелочь медяная, и что-то там впереди еще будет... И вдруг подваливает к ним один: в глазах блаженство какое-то, пальто и душа нараспашку, руки в карманах, а вид такой, будто обнять всех хочет. Одним словом, чудик. Поздоровкался, прикурил у близдрожащего и сочувственно произнес:
- Ну что, мужики, тяжко небось?
И таким проникновенным, всепонимающим и сопричастным повеяло от этих слов, что враз очнулась, зашевелилась братия, загуркала беспокойно, словно сладкую надежду почуяна. Тупое шило сообразительности монотонно застучало в одну точку: " А ведь, наверное, может устроить, подлец... не зря ведь... а то что ж?... зачем тогда такие слова говорить!" Придвинулись разом, заискивающе и надеючись.
- Вот то-то и оно, и у меня ни копейки, - опустил топор вновь прибывший...

Старый вышел из сеней, поглядел на низкое хмурое небо и задумался.
С утра шел мелкий моросящий дождь и сейчас, в ранних сумерках, притоптанный участок земли возле крыльца матово лоснился и приятно поблескивал.
Старый закурил, сплюнул и сухо закашлялся.
"Вот и сегодня пенсию не принесли. Что там случилось? Может, Матреновна приболела: она, помнится, всё на ноги жаловалась... А может, большак у Спиридоновки размыло - такое тоже случалось. А может и с самим государством что-нибудь такое...
Старый не знал.

...И вдруг перед ними возникло жерло канализационного колодца. Начальник участка задумчиво остановился и пнул носком ботинка бесхозный обломок красного кирпича; обломок перевернулся и исчез в дыре. Секунд пять спустя снизу донеслось чьё-то обиженное "ой!". Прораб Коля Переверзев наклонился над отверстием и строго спросил: "Эй, есть там кто-нибудь?" Дыра в ответ промолчала, и лишь пахнуло чем-то смрадным и спертым. "Газы", - поморщился про себя начальник. "Перегар, - догадался Коля, - опять этот Хвостиков..."

- Чьяродинавамвсехдороже? - исступленно проорал командир интербригады.
- Мюя! Mнe! Хлеба! - грянул хор.

Академик был старенький и несчастный человек. Близкие заботились о нем, писали за него воспоминания и круглый год кормили свежей клубникой. Академик безропотно подчинялся всем предписаниям врача и тихо угасал. Все пожимали плечами: мол, что поделаешь - возраст. И ни кто не догадывался, что угнетала его одна единственная мысль. Он старался вспомнить и не мог, что же все-таки он сделал в этой жизни. Да, маячили вдалеке громады каких-то "частот", "долей", и плавно покачивали на их склонах мертвыми лебедиными шеями строгие интегралы, а высоко над ними безмятежно реяли гордые грифы секретности. А клубника так сладко таяла на старческих деснах и он, академик, не имел к этому никакого отношения. Он машинально ел одну ягоду за другой и плакал...

...Работяги смахнули крошки высохшей грязи, с шершавой поверхности плиты, аккуратно разложили цветную бесплатную газетку "ЭСТРА-М", в два счета сервировали нехитрую закусь и, не мешкая, опрокинули по первой.
- Сынки, а что здесь будет-то?
Перед ними стояла сухонькая старушка, возле ног которой суетилась мелкая, подстать хозяйке, курчавая собачонка.
Мужики переглянулись, и тот, что держал наизготове посудину, широко повел рукой:
- Да храм какой-то, бабусь. Через годик приходи молиться. Да ты постой, мать, сейчас тару освободим...
Но старушка, покачивая головой, уже удалялась. Сворачивая в переулок, она еще раз оглянулась и чуть слышно прошептала:
- Храм какой-то... Прости их, Господи!

- Не-а, - протянула Фроська, пережевывая вкусный пельмень, - за Степку Мохначева я не пойду: он во сне зубами скрежещет.
- А ты почем знаешь? - выпрямилась мать над плитой.
Фроська фыркнула и отправила в рот очередную пельмешку.

Кошку звали загадочным женским именем Вероника. Она обитала на шестом этаже в одной очень интеллигентной квартире. На улицу её не выпусками, так как боялись что она там может что-нибудь "подцепить"; но стерилизацию тоже не делали - это противоречило гуманному ДУХУ хозяев. Просто, когда на неё "накатывало", ей подмешивали в еду какую-то успокоительную дрянь, и кошка "успокаивалась". Свежим воздухом для неё был балкон.
Вероника усаживалась на бетонный парапет и внимательно смотрела вниз. Во дворе часто выгуливали собак, и сверху те походили на маленьких шустрых мышей. Вероника следила за ними и тихо вздыхала: она боялась высоты.

Где-то в середине 60-х, в самый разгар научно-технической революции, к молодому, но уже маститому, писателю-фантасту пришел тоже молодой, но ещё только начинающий, другой писатель-фантаст. Пришел и принес для прочтения свою рукопись с броским названием "Звездная метель".
Молодой, но маститый, пробежал глазами заголовок, поморщился и недовольно заметил:
- Молодой человек, у меня степень доктора физико-математических наук, и я что-то до сей поры не сталкивался с подобным термином.
Молодой, но начинающий, замялся:
- Ну это образ, понимаете, метафора...
- Чего?!

Жил-был человек с революционной фамилией. Сам-то он отличался нравом мягким и отходчивым, а над своей фамилией даже и посмеивался. В общем, жил мирно, без катаклизмов.
Но вот наступило неожиданное время. Человеку позвонили из конспиративного центра и предупредили, чтобы был в любую минуту готов.
Человек очень струхнул, побежал в ближайший ЗАГС и быстро перевел себя на фамилию жены... Да разве время обманешь: ему позвонили во второй раз и тонко намекнули, что и фамилия и голова даются в этой жизни лишь однажды.
Человек проплакал всю ночь, а наутро собрал вещевой мешок, кинул его у дверей, черканул пару строк супруге, закурил и уселся ждать у кухонного окна.
Он был готов.

- Не губите меня, мужики, - прошипела змея, - я вам всю правду расскажу, на всё глаза открою.
Переглянулись братья:
- Валяй, рассказывай, а потом решим...
- Вот ты, Семен, - змея кивнула на старшего брата, - ты только и ждешь, как бы отцовскую машину к своим рукам прибрать. Вторую неделю родному отцу в щи яду подмешиваешь. Но знай, крепок старик самогоном, и пока пьёт его, ничего с ним от твоего яду не сделается. А ты, Петр (это она к среднему), ночи не спишь - всё думаешь, как торговый ларёк взломать. Руки-то у тебя как кувалды, да в голове ни винтика. Тебе надо сперва в охрану этого заведения устроиться, и тогда всё само собой устроится. Теперь ты, Ивашка-дурашка, рваная рубашка... Жениться надумал и не знаешь, на каком месяце и какую невесту брать. А ты погодь немного, пусть все родят - по наследнику и выберешь.
Крик, вой, мат-перемат с бугра раздается - то мужики змейку решают...

Раз, два, жил человек. Скромный, ровный такой мужчина. Года у него были средние, рост невысокий, мечты приземленные. Ходил на работу, кормил голубей на подоконнике, смотрел по телевизору отечественный футбол. Размеренность жизни завораживала его, ограждала от стрессов. Иной раз у него болели зубы, а ещё, бывало, он заходил в пивбар.
И вот однажды он встретил женщину. Встретил и сразу влюбился, и даже пригласил её в кино на просмотр французского фильма. Женщина дала согласие на просмотр фильма, но от угощения в буфете наотрез отказалась, она знала цену себе и непропеченным марципанам. Но, чтобы её кавалер не обиделся, она милостиво разрешила после сеанса проводить себя к нему домой. Она была опытной женщиной, хорошо разбиралась в мужчинах, а одного из них для краткости и вовсе звала мужем, то есть напрочь отказывала ему в чинопочитании.
Она подарила нашему герою ночь и навсегда ушла. И ничего не оставалось человеку, как продолжать и дальше жить, работать, мечтать...

Ползет по ночной грозовой Москве настороженный танк, приписанный к тульской дивизии ВДВ. Вдруг из кривого проулочка выскакивает пьяная тульская блоха. Она не замечает неожиданного земляка, в её ушах, залепленных наушниками, продолжает реветь громоподобная музыка, подкованные каблучки выводят хитрые вензеля на мокром асфальте. Танк резко тормозит во избежании столкновения, прощупывает фарой рыжеволосую гулёну и узнает её.
- Ба, Аграфена! Ты-то как здесь оказалась? Ты же в казармах ошивалась, когда нас по тревоге подняли. Вишь, уже и назюзюкаться где-то успела...
- Семьдесят седьмой, это ты что ль? - блоха пьяно ухмыльнулась и сдвинула обруч наушников дальше на затылок, от чего сразу стала какой-то пролизанной и неприятной. - Вот так встреча, мамочка моя родная! И никуда от вас, кобелей, не спрячешься... А я здесь, между прочим, по приглашению: меня в кино сниматься зовут. Я сейчас из кабака и на пробу иду. Вот.
- Эх, Аграфена... - только и вымолвил усталый расстроенный танк.
И вдруг всё - и тяжелый, сто шестидесятикилометровый бросок к беспокойной столице, и темное, с грозовыми всполохами, московское небо, и знакомый до стального скрежета каторжный труд на маневрах в предместьях родной Тулы, и даже мирные милые дни временной консервации и мелких ремонтов - всё это представилось таким ненужным, бестолковым, бесполезным и беспросветным, что мучительно захотелось включить ревун, закрутиться на одном месте, высоко задрать могучий хобот и пальнуть в черное никуда. Что танк и сделал.

Пришел я раз на лёд. Огляделся, выбрал место, просверлил лунку, опустил мормышку, конвульсивно подрыгал ею, дождался поклёвки, ловко подсекаю и выволакиваю добычу на поверхность. На крючке висит записка: " Бери правее". Сместился вправо, просверлил лунку и через минуту читаю вторую записку: "Возьми еще правее". Опять послушался, и там такая же история. И лишь после пятой записки я наконец-то проваливаюсь под лед . Отплёвываясь и отфыркиваясь, не без труда вылезаю из полыньи (благо, не глубоко), смачно ругаюсь и понуро бреду по своим следам обратно. А у каждой оставленной мной лунки весело подпрыгивают по два добрых ерша и опять же с записками, наколотыми на спинной плавник. И в каждой записке стоит одно: "Заслужил!"

...Брел как-то по туманной средневековой Германии долговязый бледно-курый юноша с романтической печатью на безморщинном челе. Небесно-голубой взор его пылал жаждой подвигов, в крепко стиснутых скулах гнездились упрямство, мужество и справедливость. Вокруг стояла унылая глубокая осень. Дубы и осины жалобно скрипели на стылом ветру. Юноша постепенно зяб, дрог и простужался. Вдруг с ближайшей брокенской горы раздался жалобный женский визг. Что это? Может это взывает о скорой помощи заблудившаяся принцесса? А может это стенала застрявшая в узкой расщелине неуклюжая старая ведьма? А может просто ночная птица жаловалась на голод, холод и бесприютность? Юноша вздрогнул, расправил плечи и безрассудно шагнул в непроглядную темень Шварцвальда... Зачем пошел? Во имя чего?

Жила-была Грусть. И было ей грустно. И часто забивалась она под диван и жалко плакала. И с каждым днем все больше дурнела лицом. И никто не хотел жениться на ней. Так, найдется какой-нибудь молодой и шустрый, проведет с ней две-три грустные ночи, а потом наскучат ему эти заплаканные глаза - пожмет плечами и уйдет к какой-нибудь веселой вдове. А Грусть всё больше грустила и худела.
Однажды её вызвали в милицию: что-то там с документами уладить. Пожилой безусый майор долго сличал фотографию в паспорте с самой Грустью, наконец неопределенно хмыкнул и промолвил: "Какая же ты Грусть? Скорее уж Тоска..." Грусть опустила заплаканные очи долу и согласилась. С тех пор она стала называться Тоской.

Жил-был Суслик. Только не зверек, а здоровенный мужик. Так уж получилось: работал как вол, а мыслил как суслик. Вот и прозвали. Вроде, всё...

Проголосуйте
за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?
225655  2001-01-09 01:15:27
Олег Любимов
- Дамы и Господа! Призываю Вас читать Журкина! Вот достойный мастер!

226265  2001-01-28 02:18:23
Олег Любимов
- А по-моему стоит почитать. Интересный автор.

226274  2001-01-28 15:31:44
Мария К. Забавно...
- Наступил шершавый миг разочарования. Петр вертел в руках опорожненную бутылку: в бутылке лениво переваливалась с боку на бок жирная, раздувшаяся от выпитого кагора, довольная серая мышь. - Опередила...

226275  2001-01-28 15:56:55
Кот Вася
- Мышь в ликере. Неплохо. Или это ирония такая?



Ссылка на Русский Переплет


Русский переплет


Aport Ranker


Rambler's Top100